![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yuritikhonravovЭто было первое совместное мероприятие МГУ и Института св. Фомы. Последний, если кто не знает, является католическим учебным заведением. Здесь на стенах аудиторий висят распятия, а кое-где и непривычные нашему глазу иконы отцов-иезуитов. Непривычность состоит в том, что колористика и композиция вроде те же, но сами изображения святых больше напоминают портреты, причём на портретах этих очень рельефно изображены суровые лица типично средиземноморского типа - носатые и складчатые лица испанцев и итальянцев, в точности воспроизводящие стереотипы "коварных иезуитов", только тут они "иконно" одухотворены.
Среди выступающих большинство были студенты, но доклады были на довольно высоком уровне. Поскольку я отсутствовал в академической среде около десяти лет, мне сразу бросился в глаза "филологический поворот". Если раньше религия интересовала больше как общественная стихия, то теперь народ бросился изучать древние языки, читать первоисточники в оригинале и сличать слова. С одной стороны, это очень хорошо, поскольку прежнее небрежение языками, текстами и точностью смыслов шло явно не на пользу науке. Но с другой стороны, тревожит почти полное отсутствие внимания к прикладным задачам. Ведь перед обществом сегодня стоит масса проблем, в решении которых могли бы помочь именно исследования религии. Если же сами исследователи религии отворачиваются от насущных потребностей общества, то немудрено, что общество отворачивается от этих исследователей.
Что касается моего выступления, то я им не очень доволен. Во-первых, я потерял привычку к публичным выступлениям, заметно волновался, чего раньше не было. Во-вторых, организаторы явно переборщили с числом выступлений; и даже несмотря на неявку части выступающих, график был настолько плотный, что времени на дискуссию оставалось катастрофически мало.
Профессор Кирилл Иванович Никонов (профессор МГУ, преподающий также в Институте св. Фомы религиозную антропологию, один из инициаторов этой конференции) задал мне два вопроса (воспроизвожу приблизительно суть):
1) в истории было немало детально разработанных кодексов потусторонних наказаний, но это не спасло соответствующие общества от деградации и распада - почему?
2) глубоко религиозные правители могут совершать преступления против иноверцев по велению своей религии - как бороться с этим?
Мои ответы были примерно следующие:
1) даже глубокая и соответствующая всем нужным признакам религиозность не является стопроцентным заслоном против развращения правителей, но она даёт хоть какую-то надежду и во всяком случае замедляет процесс;
2) действия, соответствующие нормам одной религии, вполне могут считаться преступными по отношению к нормам другой; тут ничего нельзя поделать - следование хоть каким-то правилам всегда лучше, чем отсутствие правил.
Я пытался ответить на эти вопросы развёрнуто, но времени было мало, потому получилось несколько скомканно и туманно. За скобками оказался важнейший вопрос - об истоках религиозности, о воспроизведении религиозного опыта, который убеждал бы людей, в том числе правителей, в существовании высших сил, наказавыющих за злодения.
Размышляя над этим сейчас, я прихожу к мысли о "социальном вечном двигателе", то есть о таком устройстве религиозного воспитания, которое избавило бы общество от старения его основы и постоянно снабжало бы ключевые группы необходимым религиозным опытом. Об этом я напишу чуть позже.
Среди выступающих большинство были студенты, но доклады были на довольно высоком уровне. Поскольку я отсутствовал в академической среде около десяти лет, мне сразу бросился в глаза "филологический поворот". Если раньше религия интересовала больше как общественная стихия, то теперь народ бросился изучать древние языки, читать первоисточники в оригинале и сличать слова. С одной стороны, это очень хорошо, поскольку прежнее небрежение языками, текстами и точностью смыслов шло явно не на пользу науке. Но с другой стороны, тревожит почти полное отсутствие внимания к прикладным задачам. Ведь перед обществом сегодня стоит масса проблем, в решении которых могли бы помочь именно исследования религии. Если же сами исследователи религии отворачиваются от насущных потребностей общества, то немудрено, что общество отворачивается от этих исследователей.
Что касается моего выступления, то я им не очень доволен. Во-первых, я потерял привычку к публичным выступлениям, заметно волновался, чего раньше не было. Во-вторых, организаторы явно переборщили с числом выступлений; и даже несмотря на неявку части выступающих, график был настолько плотный, что времени на дискуссию оставалось катастрофически мало.
Профессор Кирилл Иванович Никонов (профессор МГУ, преподающий также в Институте св. Фомы религиозную антропологию, один из инициаторов этой конференции) задал мне два вопроса (воспроизвожу приблизительно суть):
1) в истории было немало детально разработанных кодексов потусторонних наказаний, но это не спасло соответствующие общества от деградации и распада - почему?
2) глубоко религиозные правители могут совершать преступления против иноверцев по велению своей религии - как бороться с этим?
Мои ответы были примерно следующие:
1) даже глубокая и соответствующая всем нужным признакам религиозность не является стопроцентным заслоном против развращения правителей, но она даёт хоть какую-то надежду и во всяком случае замедляет процесс;
2) действия, соответствующие нормам одной религии, вполне могут считаться преступными по отношению к нормам другой; тут ничего нельзя поделать - следование хоть каким-то правилам всегда лучше, чем отсутствие правил.
Я пытался ответить на эти вопросы развёрнуто, но времени было мало, потому получилось несколько скомканно и туманно. За скобками оказался важнейший вопрос - об истоках религиозности, о воспроизведении религиозного опыта, который убеждал бы людей, в том числе правителей, в существовании высших сил, наказавыющих за злодения.
Размышляя над этим сейчас, я прихожу к мысли о "социальном вечном двигателе", то есть о таком устройстве религиозного воспитания, которое избавило бы общество от старения его основы и постоянно снабжало бы ключевые группы необходимым религиозным опытом. Об этом я напишу чуть позже.
