Юрий Тихонравов

Истинный коммунизм - это собственность всего человечества на все средства производства. Чтобы человечество было подлинным собственником, а не номинальным, от имени которого действуют какие-то жулики, должен быть возможен оперативный консенсус всех живущих в мире людей. Для этого может быть необходим, например, искин-посредник, который способен одновременно общаться со всеми людьми и быстро находить общее, устраивающее всех решение. Но и этого было бы недостаточно.

В силу габаритов человечества и его собственности этот искин-посредник беспокоил бы вас постоянно. Необходимость принимать судьбоносные решения о средствах производства возникала бы каждую йотосекунду, а то и чаще. Вам, опять-таки, пришлось бы всё бросить, чтобы только этим и заниматься, и то времени бы не хватало, хотя бы потому, что ведь бывают же и всякие серьёзные несогласия, преодоление которых нетривиально. То есть все решения сильно бы тормозились.

Два года назад я был в Йошкар-Оле и поразился тому, как местный губернатор, вложив огромные средства в строительство, создал уникальный культурный феномен. Подумалось даже, сколько прекрасного можно сделать, если хотя бы часть средств не прятать в матрасы, вывозить, прогуливать и проч., и как же здорово, если хотя бы кто-то это делает. Там возникли целые великолепные районы, посвящённые Италии, Фландрии и т.п. И всюду под видом тех или иных деятелей европейского прошлого, которым поставлены памятники, посвящены здания и проч., запечатлены инициалы самого губернатора, который, видимо, стремился отождествить себя с мужами эпохи Возрождения.

Сейчас он мучается в тюрьме.

Почитайте, это очень поучительно: “Арестованный экс-глава Марий Эл пожаловался на отсутствие туалетной бумаги и трусов”

А теперь напомню несколько фраз из моей серии о собственности:

В любой момент ты можешь стать фактическим собственником огромного имущества. И в любой момент ты можешь потерять всё, включая самого себя. Всё зависит то того, нравишься ты посредникам или нет и каково соотношение сил между их группировками. (О вечной собственности)

Такая [условная] собственность действительно есть кража. Это непрерывная кража всех у всех. В таких условиях страдание и отчуждение испытывают все. И посредники, которые прямо управляют громадной собственностью, как никто другой ощущают невозможность насладиться подлинной жизнью. Вроде всё есть, но ничего нет. В такой жизни всё зыбко и переменчиво, кроме страха. (Кто будет делать революцию)

Непонятно, кто, как и почему принимает решения, все всё время гадают и говорят про какой-то “хитрый план”, постоянно кого-то вдруг выгоняют, арестовывают или даже сажают в тюрьму, кто-то сбегает к прямым врагам и проч. и проч. И сейчас правители России, включая верховного, не знают покоя. Как они закончат свои дни? Успеют дожить во дворце или окажутся в изгнании, в нищете, а может, и в тюрьме? Можно лишь гадать. Разве это жизнь? Вы не устали от такой жизни, милостивые государи? (О вечной собственности)

Теология собственности лежит в самой глубине всякой культуры, это фундамент всякого общества. Не изменив теологию собственности, нельзя изменить действительных отношений собственности.

Теология собственности должна исключать всякую возможность отчуждения собственности на основе знаков Божьей воли.

Это не значит, что у Бога нет воли или что её нельзя прочесть по каким-то знакам. Но само понимание отношений Бога и мира, Бога и человека, так же как толкование Откровения, должно исключать, что Бог в какой-то момент пожелает отнять вещи у тех или иных людей. Вещи с человеком навсегда, если только он сам не захочет с ними расстаться. Это и есть вечная и неизменная воля Бога. Всякий, кто отнимает вещь у человека, совершает преступление не только против воли этого человека, но и против воли Бога.

Всякая личная собственность - это личный завет Бога и человека. Судьба вещей человека - это и судьба самого человека, который есть одна из этих вещей. Это касается и будущей судьбы, воскрешения, вечности, гибели и спасения, ада и рая. Любое насильственное вмешательство в эти отношения есть злодеяние метафизического масштаба. Даже потеря вещи в результате стихийного бедствия не является знаком прекращения права собственности.

Представим себе дополнительные четвёртый и пятый сюжеты в притче о талантах. Господин дал рабу три таланта, но пришёл какой-то человек и отнял их. А ещё одному рабу дал четыре таланта, но пришёл другой раб и сказал, что пока господина нет, он будет передавать его распоряжения, узнанные через стеклянный шар, брошенные кости и природные знамения. Что скажут вернувшемуся господину все эти люди? И что скажет сам господин?

Значит ли всё это, что Бог не является собственником мира и всех вещей в нём, включая человека?

И дня не проходит без новостей о самых мрачных преступлениях громадных корпораций. И это только вершина айсберга. Вообще само существование корпораций, которые устроены так, что не могут не совершать всевозможных злодейств, является лучшим аргументом против коллективной собственности в любой её форме.

Одного этого достаточно, чтобы понять, что корпорации должны быть распущены, а их собственность преобразована в заёмную с понятными персональными собственниками.

При этом посмотрите на корпорации и умножьте это как минимум на 10, чтобы представить, как обстоят дела в любом владеющем существенной собственностью государстве. И сделайте соответсвующие выводы. Корпоративные клерки и государственные чиновники договариваются друг с другом легче легкого, так как это люди одной социальной природы.

Это же касается и любой формы социализма. Ленин не зря писал, что “социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа” (“Грозящая катастрофа и как с ней бороться”, 1917). То есть разница между корпорацией и социалистическим государством чисто субъективная. Кто оценивает и контролирует эту обращённость на пользу всего народа? Совершенно верно, это посредники несуществующей “воли народа” и по совместительству знатоки его “объективных потребностей”. Мы уже видели, как они могут поменять своё понимание пользы всего народа. Как угодно и когда угодно.

Как вообще возникли корпорации и прикрывающие их юридические лица? Зачем были нужны эти заведомые фикции?

Главный тезис всякой конспирологии состоит не в том, что какая-то небольшая группа людей организует те или иные масштабные события, а в том, что никогда неизвестно, что это за группа. Ни один конспиролог не скажет, ни как называется эта группа, ни кто именно в неё входит, ни даже по какому принципу в неё попадают. Мировая Закулиса не просто в тени, не просто не афиширует себя - она в принципе непостижима, вы никогда не сможете её как-либо определить. Последовательные конспирологи также утверждают, что неизвестны даже мотивы всемирных заговорщиков. Они делают всё значимое в этом мире, но зачем - опять непроглядная тайна. Потому что приписывание каких-либо чётких целей - это уже способ определить группу, вычислить её по интересам.

Нетрудно понять, что конспирология - это естественное сознание условной собственности. Посредники должны выражать некую божью или общую волю, которой нет. Что же они тогда выражают? А неизвестно что. Это всегда туман, всё более сгущающийся в непроглядную мглу. В мире посредников тайна, недосказанность, муть - главные атрибуты бытия. Он, этот мир, порождает все формы самого радикального иррационализма. Условная собственность по самой своей сути есть способ бесконечно избегать ответственности за вещи. Каждый посредник стремится перекладывать решения на другого, и она, эта ответственность, в конечном итоге растворяется. Никогда не узнаешь, кто принял то или иное решение. “Коллектив решил”. “Партия решила”. “Корпорация решила”. “Государство решило”. "Народ решил". Наконец, жизнь посредников - это постоянные интриги, заговоры и перевороты, вечная борьба, в которой ни одна сторона не видит противника ясно. Условия борьбы размыты, всё происходит тайно, “под ковром”, все постоянно друг друга предают, меняют стороны и проч. и проч. В таком мире что бы ни происходило, всегда истолковывается как чьи-то действия против кого-то, но никогда непонятно, чьи именно и против кого.

Мир безусловной собственности - это мир хозяев, которые не только не скрывают себя, но, наоборот, ярко и даже порой навязчиво демонстрируют. “Смотрите, это я, это мои вещи, это я с ними сделал то, что вы видите”. “Это моё, а не ваше, не трогайте мою собственность”. В мире безусловной собственности царствуют беспощадная ясность и грубый рационализм. Все конспирологические допущения для него оскорбительны и могут говорить только о преступлениях. Кто хочет скрыть себя? Только тот, кто делает нечто предосудительное.

Можно было бы сказать, что все мыслители, которые проецируют конспирологические модели на мир безусловной собственности, просто дикари, которые применяют к цивилизованному миру свои дикарские мерки. Часто это именно так. О мире хозяев, где всегда видно, кто принял те или иные решения, они говорят как о затхлом и трусливом мире подковёрных манёвров: “Люди решили” или часто просто “решили” сделать то-то и то-то. Кто решил, неизвестно. В конспирологии, как и в мире условной собственности, нет субъекта. Есть его суррогат, размытый, безликий и тёмный призрак.

Но не будем торопиться списывать конспирологию и конспирологов. Мы живём в мире корпоративной контрреволюции, где условная собственность возвращается. Корпоративный мир - это именно мир условной собственности, мир тайны, мир конспирологии.

Попробуйте определить, например, кто хозяин Apple. Компанию, как и положено, основал оперативный коллектив из трёх человек - Рональд Уэйн, Стив Возняк и Стив Джобс. Но они уже давно не собственники. Знаменита история, как Джобса выгнали, а через 12 лет вернули в качестве консультанта, а потом и менеджера. Бывает, когда верховный посредник по тем или иным причинам ведёт себя подобно безусловному собственнику. Он действует помимо всей иерархии и может выгнать кого угодно. Именно так вёл себя, например, Сталин, которого потому и прозвали “Хозяином”. Управляющий в таких случаях относится к управляемому имуществу как к своему со всеми вытекающими отсюда последствиями. “Хозяин” - это высшее звание, до которого в принципе может дослужиться посредник.

Но на самом деле он, конечно же, никакой не хозяин. Любой самый жестокий и авторитарный диктатор всего лишь временная компромиссная фигура. Когда “хозяин” умирает, закономерно возникает конспирологическая уверенность, что он пал жертвой борьбы между группировками посредников. Часто именно так и случается. Даже если его не прямо убили, а умер сам, то либо “дали умереть”, то есть не дали вовремя нужного лечения, либо попросту не успели убить, то есть естественная смерть опередила убийц. Это, повторим, закономерно для мира посредников. Поэтому и смерть Сталина, и смерть Джобса окружены облаком всевозможных слухов и версий.

Так кто же сегодня собственник этой гигантской компании, основанной тремя людьми? Это не какая-то личность или группа личностей. Это группа юридических лиц, фикций. А каждое из этих юридических лиц - это группа других юридических лиц. И так чуть ли не до бесконечности. Определить, что за люди в конечном итоге стоят за этой огромной собственностью, практически невозможно. Зачем они себя скрывают? Разумно предположить, что они попросту злодеи, преступники, которые не хотят, чтобы их изобличили.

Вот почему с фикциями, которые обозначают условную собственность, должно быть покончено. Только это могло бы сделать конспирологию действительно уделом одних дикарей и сумасшедших.

Собственность больших коллективов - это братская могила вещей. Господство такой собственности - это диктатура пройдох. Такая собственность действительно есть кража. Это непрерывная кража всех у всех. В таких условиях страдание и отчуждение испытывают все. И посредники, которые прямо управляют громадной собственностью, как никто другой ощущают невозможность насладиться подлинной жизнью. Вроде всё есть, но ничего нет. В такой жизни всё зыбко и переменчиво, кроме страха.

Все революции осуществляются посредниками. Как буржуазные, так и антибуржуазные. Если переложить эту мысль на немного другой язык, она станет очевидной до банальности. Массовые события организуются организаторами. Теми, кто знает, что это такое, причём зачастую независимо от личных наклонностей и опыта. В мире условной собственности такими людьми являются только посредники, которые если не сами постоянно занимаются организационной работой, то с детства видят, как этим занимаются все их родственники и знакомые. Поэтому никто не может с ними тягаться в этом деле. Постоянные перевороты - это и есть жизнь посредников. Посмотрите хоть на 1917-й год: и Февральскую, и Октябрьскую революции делали люди одного и того же класса.

Когда мир безусловной собственности только устанавливается, он кажется крайне несправедливым. Ведь устанавливают его сами посредники, которым надоело постоянно трястись за свои жизнь и благосостояние. Они попросту делят то, что раньше считалось божьим или общим. Делят они это навсегда, то есть с этого момента никто ничего не вправе у них отнять. Огромные массы людей, хотя в действительности им ничего никогда не принадлежало, чувствуют себя ограбленными. Даже если они и сознают, что по сути и так ничего не имели, то по крайней мере сожалеют о шансе, иллюзию которого для любого человека всегда поддерживает посредническая иерархия. Теперь же им представляется, что собственность поделена большими кусками навеки и потомки одних всегда будут ею владеть, а потомки других всегда будут нищенствовать. На самом деле это, конечно, не так. Именно благодаря наследованию собственность имеет тенденцию дробиться (наследниками могут быть не только прямые потомки). Дробится она и благодаря интенсификации обмена, которая обеспечивается безусловной собственностью. Так что уже самое позднее в следующем поколении настоящий шанс появляется у всех.

Но вначале это совершенно непонятно. И энергию обездоленных вполне могут использовать обиженные посредники, которым не досталось столько, сколько они рассчитывали, или которые просто лучше себя чувствуют именно в мутной воде условной собственности. Большевики - самые гениальные посредники в истории. Они совершили антибуржуазный переворот, пообещав собственность вообще всем обездоленным (а к таковым в мире условной собственности себя всегда относит подавляющее большинство населения). “Теперь всё ваше! Забирайте”. Забрали. Чуть не подавились. Конечно, при этом на время была допущена некоторая социальная мобильность, так что в состав посреднической иерархии на условиях довольно жестокого отбора прибыло много свежей крови.

Поэтому, хотя революции вообще не бывают справедливыми и хотя справедливость не является абсолютным условием буржуазной революции и установления безусловной собственности, справедливость необходима как мера сдерживания, предохраняющая от неофеодальной контрреволюции. Раздел условной собственности должен быть настолько справедливым, насколько это вообще возможно. Но важнейшей мерой является просвещение народа и разоблачение лжи всех форм условной собственности. Эта мера, как уже говорилось, должна предварять любые организационные шаги.

И первым объектом такого рода революционной пропаганды должны быть сами посредники, сами власти. Каждый человек, особенно каждый облечённый властью, в том числе вооружённый (полицейский, военный, контрразведчик, следователь, судебный пристав), должен понимать, что всё должно быть хозяйским, что общее, государственное, клановое, народное и даже божье - это неправильно и плохо, это безнравственно, это не по-божески, это варварство, это неэффективно, это обрекает на отставание и поражение. Лучше вещь будет дана несправедливо, но тому, кто действительно будет за неё отвечать, чем якобы справедливо, но тем, кто не имеет с ней никакой прочной связи.

Буржуазия за 500 лет совершила несколько десятков социально-политических переворотов, и вот надо опять.

Всего 4 пункта.