Коммунизм и православие
Nov. 26th, 2006 09:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yuritikhonravovКоммунизм является результатом христианского поиска наилучших форм помощи человека человеку (см. очерки "Философия как демон бизнеса" и "Философия помощи"). Идеалы всемирного братства, свободы от экспулатации, социальной справедливости, солидарного творческого труда - всё это никак нельзя вывести из атеистического материализма, зато неоднократно встречается в самых разных христианских текстах. Возникает вопрос: почему в таком случае атеизм?
У Маркса есть чёткий ответ: религия усыпляет, расслабляет и отвлекает от реальности; надежда на сверхъестественную помощь уменьшает необходимость помощи здесь и сейчас. В данном случае, как сказал бы Ницше, христианская мораль обращается против собственных основ: требование Бога помогать ближнему ведёт к необходимости отрицать Бога. Однако эмпирическая реальность опровергает эту железную логику. Христианство оказывается не просто совместимым с активной деятельностью по преобразованию несправедливого мира, но является главным источником и побудителем такой деятельности. Даже если не принимать во внимание протестантизм, можно заметить тот факт, что во всех католических странах левое движение не только не было антихристианским, но, напротив, всячески опиралось на христианство. Чего стоит одна только теология освобождения и её крайнее коммунистическое ответвление теология революции, с её партизаном-героем Камилло Торресом. Резкое антихристианство и вообще антирелигиозность (в Азии практически нигде коммунисты не воевали ни против ислама, ни против буддизма, ни против других традиционных религий; даже такой лихой революционер, как Мао, был благосклонен к конфуцианству) оказываются уникальным явлением, свойственным только христианскому Востоку, православному миру.
Отчего же православные люди вдруг взбунтовались против веры своих предков? На мой взгляд, корни этого бунта следует искать в положении мирян в православии. Обычно считается, что в восточных церквах духовенство не столь отделено от мирян, как у католиков. Однако вот затруднение: византийские источники постоянно сообщают о том, что миряне не очень блюдут церковные заповеди и в целом относятся к этой стороне жизни с известным пренебрежением, а духовенство смотрит на это сквозь пальцы (любопытно, что почти теми же словами ситуация описывается и для других стран и эпох, например для России 19 века). В то время как на Западе миряне постоянно проявляют религиозную активность. Это раскрывается не только в еретических движениях, но и во вполне ортодоксальных институциях, а именно в организации братств. Первые религиозные братства мирян в Западной Европе упоминаются уже в 8 веке. Пик их активности приходится на 15 век, и именно они послужили организационной основой для многих протестантских сект (голландские "Братья общинной жизни", "Богемские братья" и др.). В православном мире первые братства появляются только в 16 веке, и как раз в том месте, где духовенство, в силу посторонних исторических причин, попало в жестокий кризис. Речь идёт, прежде всего, о Перемышльской и Львовской епархиях. В дальнейшем именно братства мирян стали опорой православия в этом регионе и именно они спасли его, несмотря на прямое предательство значительной части духовенства. Однако как только духовенство приходило в себя, его представители тут же принимали меры по ограничению свободы братств и подчинению их своей власти. В 19 веке братства, как бы в продолжение украинских и белорусских, были учреждены и в Российской империи. Но тогда вся религиозная жизнь была жёстко подчинена государству, и братства не могли быть исключением. Хотя именно они играли главную роль в благотворительной и просветительской деятельности, а также в выработке эффективного хозяйственного этоса.
С приходом коммунистов и началом преследований духовенство вновь вспомнило о вольных братствах мирян как о средстве спасения Церкви. Но было уже поздно: бОльшая часть мирян увидела наилучшую возможность реализовать заповедь помощи ближнему и все связанные с этим заповеди именно в рамках движения, которое считало всё церковное сдерживающим и даже вредным фактором. Такое впечатление, что христиане сбросили с себя оковы христианства, чтобы осуществить его посыл. Роль квазиправославного братства взяла на себя коммунистическая партия. Чтобы понять, насколько точно такое отождествление, остановимся на том, как функционировали братства. Помимо того что они обустраивали храмы в своих регионах, содержали духовенство, религиозные школы, издательства и проч., главное, что они делали - это формирование определённого этоса. Братство - это вольное объединение: хочешь присоединяйся, хочешь нет; от церкви тебя не отлучат. Поэтому братство может поставить условием членства самые жёсткие нравственные условия. В братства принимались только люди, которые демонстрировали свою преданность вере на деле, своей добродетельной жизнью. Помимо прочего, это были люди непьющие, работящие, семейные, честно ведущие свои дела и проч. и проч. Если кто-то из братьев начинал отклоняться от принятого в братстве образа жизни, его "прорабатывали" - чтобы бросил пить, вернулся в семью, лучше работал и т.п. После ряда увещеваний его могли выгнать из братства, а это уже влияло на его общественное положение: многие двери и лестницы закрывались. Точно такой же механизм действовал в протестантских сектах, чем способствовал развитию капитализма в Америке. И ровно такой же механизм действовал в Коммунистической партии Советского Союза.
Настоятель Кентерберрийского аббатства Хьюлетт Джонсон очень убедительно показал в своей нашумевшей книге "Христиане и коммунизм", что СССР был, по сути, христианским государством. Когда СССР пал, посыпалось много ложной, а иногда и лживой, критики: дескать то было не так и это было не так. Трезвый исторический анализ дезавуирует почти все подобные мифы, и насчёт репрессий, и насчёт Мировой войны, и насчёт многого другого. В Советском Союзе всё было так, кроме одной вещи, но именно она определила его судьбу. Советские лидеры, особенно до Хрущёва, допустили минимум ошибок и создали действительно мощнейшее в истории государство, с которым многие народы мира связывали самые светлые надежды. Во всём гигантском организме Советского государства была только одна, но ключевая, несообразность, и её никак нельзя назвать ошибкой. Это атеизм. Между прочим заметим, что христианские авторы могли бы воспользоваться этим обстоятельством, чтобы продемонстрировать результаты советского исторического эксперимента: всё может быть идеальным, но если в основе безбожие, всё рухнет. Мы же сосредоточим внимание на том, что имелось противоречие между христианским этическим посылом и антихристианской идеологией, а также на том, что атеизм слишком зыбкая почва для столь грандиозных построений (об этом см. очерк "Смысл монотеизма").
Итак, православные христиане, которым их духовенство не позволило развернуться в рамках христианских организаций, ударились в отрицание христианства, чтобы реализовать нравственный посыл, воспитанный в них некогда тем же духовенством. Обида мирян на духовенство была столько велика, что дело доходило даже до массовых расстрелов. Хотя надо учитывать, что эти случаи ярости связаны не только с глубинными религиозными, но и с преходящими политическими причинами: многие представители духовенства, привыкшие отождествлять себя с чиновниками империи, действительно участвовали в контрреволюционной деятельности, иногда словом, а иногда и делом. Недаром, на Всезаграничном соборое в Карловцах большинство потребовало включить в само исповедание веры положение о монархии, что вызвало раскол. Однако отчего же получился такой раскол между духовенством и мирянами? Отчего ни в Византийской, ни в Российской империи вольные христианские братства не стали тем руслом, в которое миряне направили бы свою нравственную энергию?
Надо сказать, что и опаску духовенства в отношении подобной активности мирян можно понять. Ведь католическая вольность закончилась Реформацией. Лютер, когда начинал свою деятельность, имел в виду только небольшие исправления церковной жизни. Но всё закончилось тем, что каждое отдельное братство вообще отвергло духовенство как институт и обрело свободу самостоятельно определять, каковы его вера, его богослужение и общинное устройство. В отсутствии священников и церковной иерархии уже ничто не могло удержать эти группы мирян от дрейфа не только за пределы выстраданной веками ортодоксии, но и вообще за пределы христианства. Почти сразу появились унитарии, отрицающие Божественную природу Иисуса Христа, а потом возникли и другие, самые экзотические направления, вроде мормонов. Можно сказать, что и полуязыческие течения New Age позднейший результат всё того же дрейфа протестантских групп. Тот факт, что значительная часть протестантов всё ещё остается в рамках никейской ортодоксии, можно объяснить только гравитацией громадного тела Римской церкви, ещё удерживающего на своей орбите отколовшиеся спутники, даже вопреки взаимному неприятию. Таким образом, без иерархического священства вольные мирские братства вырождаются, в полуязыческие секты или в "догвили". А без вольных мирских братств Церковь распадается: духовенство занимается обрядами, почти не думая о мирянах и их нуждах, а миряне занимаются своей жизнью, почти не думая о духовенстве, а если и думая, то с раздражением и презрением.
Идеальный выход из этой ситуации кажется очевидным: гармония священства, хранящего ортодоксию, и вольных мирских братств, аккумулирующих и направляющих созидательную энергию. Это способствовало бы и подъёму религии с нравственностью, и подъёму хозяйственной жизни. Могучая Россия вновь могла бы стать мировым лидером и средоточием всеобщих надежд, но уже с более твёрдой и одновременно более человечной основой. Однако, учитывая всё вышесказанное, я пока не понимаю, как всё это может состояться.
У Маркса есть чёткий ответ: религия усыпляет, расслабляет и отвлекает от реальности; надежда на сверхъестественную помощь уменьшает необходимость помощи здесь и сейчас. В данном случае, как сказал бы Ницше, христианская мораль обращается против собственных основ: требование Бога помогать ближнему ведёт к необходимости отрицать Бога. Однако эмпирическая реальность опровергает эту железную логику. Христианство оказывается не просто совместимым с активной деятельностью по преобразованию несправедливого мира, но является главным источником и побудителем такой деятельности. Даже если не принимать во внимание протестантизм, можно заметить тот факт, что во всех католических странах левое движение не только не было антихристианским, но, напротив, всячески опиралось на христианство. Чего стоит одна только теология освобождения и её крайнее коммунистическое ответвление теология революции, с её партизаном-героем Камилло Торресом. Резкое антихристианство и вообще антирелигиозность (в Азии практически нигде коммунисты не воевали ни против ислама, ни против буддизма, ни против других традиционных религий; даже такой лихой революционер, как Мао, был благосклонен к конфуцианству) оказываются уникальным явлением, свойственным только христианскому Востоку, православному миру.
Отчего же православные люди вдруг взбунтовались против веры своих предков? На мой взгляд, корни этого бунта следует искать в положении мирян в православии. Обычно считается, что в восточных церквах духовенство не столь отделено от мирян, как у католиков. Однако вот затруднение: византийские источники постоянно сообщают о том, что миряне не очень блюдут церковные заповеди и в целом относятся к этой стороне жизни с известным пренебрежением, а духовенство смотрит на это сквозь пальцы (любопытно, что почти теми же словами ситуация описывается и для других стран и эпох, например для России 19 века). В то время как на Западе миряне постоянно проявляют религиозную активность. Это раскрывается не только в еретических движениях, но и во вполне ортодоксальных институциях, а именно в организации братств. Первые религиозные братства мирян в Западной Европе упоминаются уже в 8 веке. Пик их активности приходится на 15 век, и именно они послужили организационной основой для многих протестантских сект (голландские "Братья общинной жизни", "Богемские братья" и др.). В православном мире первые братства появляются только в 16 веке, и как раз в том месте, где духовенство, в силу посторонних исторических причин, попало в жестокий кризис. Речь идёт, прежде всего, о Перемышльской и Львовской епархиях. В дальнейшем именно братства мирян стали опорой православия в этом регионе и именно они спасли его, несмотря на прямое предательство значительной части духовенства. Однако как только духовенство приходило в себя, его представители тут же принимали меры по ограничению свободы братств и подчинению их своей власти. В 19 веке братства, как бы в продолжение украинских и белорусских, были учреждены и в Российской империи. Но тогда вся религиозная жизнь была жёстко подчинена государству, и братства не могли быть исключением. Хотя именно они играли главную роль в благотворительной и просветительской деятельности, а также в выработке эффективного хозяйственного этоса.
С приходом коммунистов и началом преследований духовенство вновь вспомнило о вольных братствах мирян как о средстве спасения Церкви. Но было уже поздно: бОльшая часть мирян увидела наилучшую возможность реализовать заповедь помощи ближнему и все связанные с этим заповеди именно в рамках движения, которое считало всё церковное сдерживающим и даже вредным фактором. Такое впечатление, что христиане сбросили с себя оковы христианства, чтобы осуществить его посыл. Роль квазиправославного братства взяла на себя коммунистическая партия. Чтобы понять, насколько точно такое отождествление, остановимся на том, как функционировали братства. Помимо того что они обустраивали храмы в своих регионах, содержали духовенство, религиозные школы, издательства и проч., главное, что они делали - это формирование определённого этоса. Братство - это вольное объединение: хочешь присоединяйся, хочешь нет; от церкви тебя не отлучат. Поэтому братство может поставить условием членства самые жёсткие нравственные условия. В братства принимались только люди, которые демонстрировали свою преданность вере на деле, своей добродетельной жизнью. Помимо прочего, это были люди непьющие, работящие, семейные, честно ведущие свои дела и проч. и проч. Если кто-то из братьев начинал отклоняться от принятого в братстве образа жизни, его "прорабатывали" - чтобы бросил пить, вернулся в семью, лучше работал и т.п. После ряда увещеваний его могли выгнать из братства, а это уже влияло на его общественное положение: многие двери и лестницы закрывались. Точно такой же механизм действовал в протестантских сектах, чем способствовал развитию капитализма в Америке. И ровно такой же механизм действовал в Коммунистической партии Советского Союза.
Настоятель Кентерберрийского аббатства Хьюлетт Джонсон очень убедительно показал в своей нашумевшей книге "Христиане и коммунизм", что СССР был, по сути, христианским государством. Когда СССР пал, посыпалось много ложной, а иногда и лживой, критики: дескать то было не так и это было не так. Трезвый исторический анализ дезавуирует почти все подобные мифы, и насчёт репрессий, и насчёт Мировой войны, и насчёт многого другого. В Советском Союзе всё было так, кроме одной вещи, но именно она определила его судьбу. Советские лидеры, особенно до Хрущёва, допустили минимум ошибок и создали действительно мощнейшее в истории государство, с которым многие народы мира связывали самые светлые надежды. Во всём гигантском организме Советского государства была только одна, но ключевая, несообразность, и её никак нельзя назвать ошибкой. Это атеизм. Между прочим заметим, что христианские авторы могли бы воспользоваться этим обстоятельством, чтобы продемонстрировать результаты советского исторического эксперимента: всё может быть идеальным, но если в основе безбожие, всё рухнет. Мы же сосредоточим внимание на том, что имелось противоречие между христианским этическим посылом и антихристианской идеологией, а также на том, что атеизм слишком зыбкая почва для столь грандиозных построений (об этом см. очерк "Смысл монотеизма").
Итак, православные христиане, которым их духовенство не позволило развернуться в рамках христианских организаций, ударились в отрицание христианства, чтобы реализовать нравственный посыл, воспитанный в них некогда тем же духовенством. Обида мирян на духовенство была столько велика, что дело доходило даже до массовых расстрелов. Хотя надо учитывать, что эти случаи ярости связаны не только с глубинными религиозными, но и с преходящими политическими причинами: многие представители духовенства, привыкшие отождествлять себя с чиновниками империи, действительно участвовали в контрреволюционной деятельности, иногда словом, а иногда и делом. Недаром, на Всезаграничном соборое в Карловцах большинство потребовало включить в само исповедание веры положение о монархии, что вызвало раскол. Однако отчего же получился такой раскол между духовенством и мирянами? Отчего ни в Византийской, ни в Российской империи вольные христианские братства не стали тем руслом, в которое миряне направили бы свою нравственную энергию?
Надо сказать, что и опаску духовенства в отношении подобной активности мирян можно понять. Ведь католическая вольность закончилась Реформацией. Лютер, когда начинал свою деятельность, имел в виду только небольшие исправления церковной жизни. Но всё закончилось тем, что каждое отдельное братство вообще отвергло духовенство как институт и обрело свободу самостоятельно определять, каковы его вера, его богослужение и общинное устройство. В отсутствии священников и церковной иерархии уже ничто не могло удержать эти группы мирян от дрейфа не только за пределы выстраданной веками ортодоксии, но и вообще за пределы христианства. Почти сразу появились унитарии, отрицающие Божественную природу Иисуса Христа, а потом возникли и другие, самые экзотические направления, вроде мормонов. Можно сказать, что и полуязыческие течения New Age позднейший результат всё того же дрейфа протестантских групп. Тот факт, что значительная часть протестантов всё ещё остается в рамках никейской ортодоксии, можно объяснить только гравитацией громадного тела Римской церкви, ещё удерживающего на своей орбите отколовшиеся спутники, даже вопреки взаимному неприятию. Таким образом, без иерархического священства вольные мирские братства вырождаются, в полуязыческие секты или в "догвили". А без вольных мирских братств Церковь распадается: духовенство занимается обрядами, почти не думая о мирянах и их нуждах, а миряне занимаются своей жизнью, почти не думая о духовенстве, а если и думая, то с раздражением и презрением.
Идеальный выход из этой ситуации кажется очевидным: гармония священства, хранящего ортодоксию, и вольных мирских братств, аккумулирующих и направляющих созидательную энергию. Это способствовало бы и подъёму религии с нравственностью, и подъёму хозяйственной жизни. Могучая Россия вновь могла бы стать мировым лидером и средоточием всеобщих надежд, но уже с более твёрдой и одновременно более человечной основой. Однако, учитывая всё вышесказанное, я пока не понимаю, как всё это может состояться.
